Кин: В экзистенциальной традиции, обсуждение ответственности обычно следует за обсуждением смерти.

Кастанеда: Тогда дон Хуан - хороший экзистенциалист. Когда нет способа узнать, есть ли у меня еще одна минута жизни, я должен жить, как если бы это был мой последний момент. Каждое действие - это последняя битва воина. Так что все должно делаться безупречно. Ничто не может быть оставлено, чтобы ожидать решения. Эта идея является для меня очень освобождающей. Я разговариваю здесь с Вами и могу никогда не вернуться в Лос-Анджелес. Но это не имело бы значения, потому что я позаботился обо всем перед тем, как прийти.

Кин: Этот мир смерти и решительности - долгий путь от психоделических утопий, в которых видение бесконечного времени разрушает это трагическое качество выбора.

Кастанеда: Когда смерть стоит слева от вас, вы должны создавать ваш мир последовательностью решений. Не бывает больших или малых решений, только решения, которые должны быть приняты сейчас. И нет времени для сомнений или угрызений совести. Если бы я тратил свое время, сожалея о том, что сделал вчера, я ушел бы от тех решений, которые мне нужно принять сегодня.

Кин: Как дон Хуан учил Вас быть решительным?

Кастанеда: Он говорил с моим телом при помощи своих действий. Мой старый способ был оставлять все на потом и никогда ничего не решать. Для меня решения были безобразными. Казалось нечестным, когда чувствительный человек должен решать. Однажды дон Хуан спросил меня: "Ты думаешь, мы равны?" Я был студентом университета и интеллектуалом, а он был старым индейцем, но я снизошел и сказал: "Конечно, мы равны". Он сказал: "Я так не думаю. Я охотник и воин, а ты паразит. Я готов подытожить мою жизнь в любой момент. Твой хилый мир нерешительности и печали совсем не равен моему".

Ну, я был очень оскорблен и ушел бы, но мы были посреди пустыни. Так что я уселся и оказался пойманным в ловушку своего эго. Я собирался ждать, пока он не решит пойти домой. Через много часов я увидел, что дон Хуан остался бы там навсегда, если бы это было нужно. Почему бы и нет? Для человека без отложенных дел это есть его сила. Я, наконец, понял, что этот человек совсем не был похож на моего отца, который мог принять двадцать решений на Новый год и отменить их все.

Решения дона Хуана были неотменяемыми, настолько, насколько он был в этом заинтересован. Они могли отменяться только другими решениями. Так что я подошел и прикоснулся к нему, и он поднялся, и мы пошли домой. Сила влияния этого действия была огромной. Это убедило меня, что путь воина - это энергичный и мощный способ жить.

Кин: И содержание решения не столь важно, как само действие, совершаемое из принятия решения.

Кастанеда: Это то, что дон Хуан называет сделать жест. Жест - это намеренный акт, который предпринимается ради той силы, которая приходит из принятия решения. Например, если воин находил змею, которая была неподвижна и холодна, он мог сражаться за то, чтобы изобрести способ перенести ее в теплое место без того, чтобы оказаться укушенным. Воин мог бы сделать жест просто черт знает зачем. Но он выполнял бы это в совершенстве.

Кин: Похоже, что есть много параллелей между экзистенциальной философией и учением дона Хуана. То, что вы сказали о решении и о жесте подразумевает, что дон Хуан, как Ницше или Сартр, верит, что воля, а не разум является самой фундаментальной способностью человека.

Кастанеда: Я думаю, что это верно. Позвольте мне говорить за самого себя. Что я хочу сделать и возможно, смогу выполнить, это забрать контроль у своего рассудка. Мой ум находился под контролем всю мою жизнь, и это убило бы меня скорее, чем потеря контроля. В какой-то момент моего ученичества я стал глубоко депрессивным. Я был ошеломлен ужасом и унынием и мыслями о суициде. Тогда дон Хуан предупредил меня, что это был один из трюков рассудка, чтобы удержать контроль. Он сказал, что мой рассудок заставлял мое тело чувствовать, что нет никакого смысла в жизни. Поскольку мой ум вступил в эту последнюю битву и проиграл, рассудок стал занимать надлежащее ему место, как инструмент тела.

Кин: "У сердца есть свои доводы, неизвестные разуму", и так же и у всего тела.

Кастанеда: В этом все и дело. Тело обладает своей собственной волей. Или, скорее, воля это голос тела. Вот почему дон Хуан последовательно облекал свои техники в драматическую форму. Мой интеллект мог легко отбросить его мир магии как нонсенс. Но мое тело было привлечено к его миру и образу жизни. И поскольку тело взяло верх, новый и более здоровый образ жизни был достигнут.

Кин: Техники дона Хуана по работе со снами заинтересовали меня, потому что они внушают возможность волевого контроля образов, видимых во сне. Похоже, что он предлагает достичь постоянного, стабильного наблюдения в пределах внутреннего пространства. Расскажите мне о тренировке сновидения дона Хуана.

Кастанеда: Основной трюк в сновидении - удерживать образы, видимые во сне достаточно долго, чтобы тщательно их рассмотреть. Чтобы обрести этот вид контроля, вам нужно заранее выбрать какую-нибудь одну вещь и научиться находить ее в ваших снах. Дон Хуан предлагал, чтобы я использовал свои руки как точку отсчета и переходил туда и сюда между ними и образами. Через несколько месяцев я научился находить свои руки, и останавливать сновидение. Я был настолько очарован этой техникой, что с трудом мог дождаться времени, чтобы пойти спать.

Кин: Похожа ли остановка образов во сне на остановку мира?

Кастанеда: Они похожи. Но есть различия. Как только вы становитесь способны находить ваши руки по вашей воле, вы обнаруживаете, что это только техника. То, что вы получаете - это контроль. Человек знания должен накапливать личную силу. Но этого недостаточно, чтобы останавливать мир. Необходимо кое-что оставить. Вы должны прервать болтовню, которая идет в вашем уме, и сдаться внешнему миру.

Кин: Из множества техник, которым дон Хуан учил Вас, чтобы останавливать мир, какие из них Вы продолжаете практиковать?

Кастанеда: Сейчас моя основная дисциплина - это разрывать мои шаблоны. Я всегда был очень зашаблоненной личностью. Я ел и спал по расписанию. В 1965 я начал менять свои привычки. Я писал в тихие ночные часы и спал и ел тогда, когда чувствовал в этом нужду. К настоящему времени я избавился от такого множества моих привычных способов действия, что скоро я могу стать непредсказуемым и неожиданным даже для самого себя.

Кин: Ваша дисциплина напоминает мне дзенскую историю о двух учениках, хваставшихся чудесными силами. Один ученик заявлял, что основатель секты, к которой он принадлежал, мог стоять на одной стороне реки и писать имя Будды на листе бумаги, который держал его помощник на противоположном берегу. Второй ученик ответил, что такое чудо не впечатляет. "Мое чудо", сказал он, "в том, что когда я чувствую голод, то я ем, а когда чувствую жажду, то пью".

Кастанеда: Это и был тот элемент вступления в мир, который удержал меня на пути, который дон Хуан показал мне. Нет нужды превосходить, трансцендировать мир. Все, что нам нужно знать, находиться прямо перед нами, если мы уделим внимание. Если вы входите в состояние необычной реальности, как при использовании психотропных растений, то это только для того, чтобы отступить назад и увидеть то, что вам нужно - чудесную сущность обычной реальности. Для меня образ жизни - путь с сердцем - не интроспекция или мистическая трансценденция, а присутствие в мире. Этот мир - охотничья земля воина.

Кин: Мир, нарисованный Вами и доном Хуаном полон волшебных койотов, заколдованных ворон и прекрасных магов. Легко понять, как он мог покорить Вас. Но как насчет мира современного горожанина? Где магия там? Если бы мы все могли жить в горах, то могли бы сохранить чудо в живых. Но как это возможно, когда мы наполовину состоим из шума шоссе?

Кастанеда: Я однажды задал дону Хуану тот же самый вопрос. Мы сидели в кафе в Юме, и я настаивал, что мог бы остановить мир и видеть, если бы отправился жить в глуши с ним. Он посмотрел в окно на проезжающие машины и сказал: "Вот там, это и есть твой мир". Сейчас я живу в Лос-Анджелесе и нахожу, что могу использовать этот мир, чтобы согласовать свои нужды. Это вызов - жить без установленных шаблонов в шаблонном мире. Но это может быть сделано.

Кин: Такой уровень шума и постоянное давление людских масс выглядит разрушающим тишину и одиночество, которые были бы необходимы для того, чтобы остановить мир.

Кастанеда: Вовсе нет. На самом деле, этот шум можно использовать. Вы можете использовать жужжание шоссе, чтобы учиться слушать внешний мир. Когда мы останавливаем мир, то останавливаемый мир - это тот, который мы обычно поддерживаем своим постоянным внутренним диалогом. Раз вы можете остановить внутреннее бормотание, вы перестаете поддерживать ваш старый мир.

Описания рушатся. Вот тогда начинается изменение личности. Когда вы концентрируетесь на звуках, то обнаруживаете, что мозгу трудно категоризировать все звуки и вскоре вы оставляете эти попытки. Это не похоже на визуальное восприятие, которое удерживает нас формирующими категории и мышление. Это так успокоительно, когда вы можете отключить разговоры, категоризирование и суждение.

Кин: Внутренний мир меняется, но как насчет внешнего? Мы можем революционизировать индивидуальное сознание, но все еще не касаемся тех социальных структур, которые создают наше отчуждение. Есть ли какое-либо место для общественной или политической реформы в Вашем мышлении?

Кастанеда: Я родом из Латинской Америки, где интеллектуалы всегда говорили о социальной и политической революции, и где было брошено множество бомб. Но революция не много переменила. Не очень много нужно, чтобы разбомбить здание, но чтобы бросить курить или перестать быть озабоченным или остановить внутреннюю болтовню, вам нужно переделывать себя. Вот где начинаются настоящие реформы.

Дон Хуан и я недавно были в Таксоне, когда там проводилась Неделя Земли. Какой-то человек проводил лекцию по экологии и бедствиях войны во Вьетнаме. Он все время курил. Дон Хуан сказал: "Я не могу себе представить, что он заботится о телах других людей, когда ему не нравится свое собственное". Наша первая забота должна быть о самих себе. Мне могут нравиться мои знакомые только когда я на пике энергии и не в депрессии. Чтобы быть в этом состоянии, я должен содержать мое тело в порядке.

Любая революция должна начинаться здесь, в этом теле. Я могу изменить мою культуру, но только изнутри такого тела, которое безупречно настроено на этот сверхъестественный мир. Для меня настоящая образованность - это искусство быть воином, которое, как говорит дон Хуан, является единственным способом сбалансировать ужас быть человеком с восхищением быть человеком.